Евгений Поплавский: о «каторге» с любовью
Свежий номер: 26 марта 2024 (4962)
тираж номера: 2509 экз.
Архив номеров
USD 77.17
EUR 77.17
Версия для слабовидящих
Электронная копия газеты Оформить подписку
16+
Евгений Поплавский: о «каторге» с любовью


Даже дата его рождения звучит как название известной пьесы о вожде: шестое июля. Один из самых любимых курянами (да и не только ими) актеров, народный артист России отметил 70-летие.    
Отметил скромно, без бенефиса или юбилейного творческого вечера, подобающего фигуре, столь значимой в театральных хрониках. Но не счесть звонков от почитателей и друзей из многих уголков бывшего Союза. К хору поздравлений в адрес Евгения Семеновича от души присоединились «ГИ», столько раз делившиеся впечатлениями о его ролях, что хватило бы на книгу, пусть не столь пузатую, как Талмуд в доме Тевье-молочника, зато состоящую исключительно из слов благодарности.
Кстати, о вожде: Ленин Поплавского предстал не идолом, неважно, со знаком «плюс» или «минус», а живым человеком. И кот Леопольд в детском мюзикле – тоже живым человеком, пусть это и смешно звучит. Поистине библейский праведник Тевье и апокалиптический злодей Яго; веселый мудрец Насреддин и Глупый король; юродивый бомж Хитрый с местной свалки и бывший властитель мира Наполеон, тоже оказавшийся «на свалке» истории, – что общего у столь непохожих героев и антигероев? Только одно: все они «прописаны» в сердце опытнейшего мастера сцены. Когда еще один персонаж, старый рыцарь подмостков, уверяет, что сыграет хоть младенца в люльке – такому Льву Гурычу поверил бы и сам Станиславский.
Казалось бы, не столь уж прочна актерская слава вне кино, но вот ведь парадокс: почти полвека выходил на итоговые поклоны наш прославленный земляк, и сколько «звезд» экрана с тех пор навсегда погасло в безднах Госфильмофонда! А в квартире Евгения Семеновича и его супруги, замечательной служительницы прекрасного Татьяны Александровны, на юбилей хозяина из одного Челябинска раздалось не менее 25 звонков. А еще из Союза театральных деятелей, из Питера, Барнаула, Брянска, Йошкар-Олы, Мариуполя, Самары...
…В итальянской опере иные из искушенной публики весь спектакль ожидают финальной ноты. Вот и Евгению Семеновичу, чтобы зритель ощутил его актерскую мощь, достаточно сказать последнюю фразу Тевье: «Что же нам еще делать?!». Впрочем, остальные четыре часа «Поминальной молитвы» исполнитель главной роли также владычествует над залом, курским на 850 мест или еще более емким – челябинским. Да, в «реку» этой примечательной роли посчастливилось войти дважды. Но настолько глубоко пришлось нырять!
– Потом часами не мог заснуть, спасался тем, что в ночи надевал наушники и принимался слушать музыку, – признается собеседник. – Нет-нет, да и бросит кто-нибудь: мол, что у вас за работа, ерунда… Не видят за конечной легкостью, сколько пота, сколько нервов нужно, чтобы попасть в цель. Так я и проработал 49 лет с более чем 35 режиссерами. Театр – это каторга, добровольное издевательство над собой, терзаешь собственную плоть и душу день и ночь. А организм не прощает, изнашивается. Я больше не могу нормально передвигаться, подводит колено, и не могу говорить со сцены из-за паралича связок.
– Не может быть, все ваши слова отлично слышны.
– На бытовом уровне. Но вы же знаете, какой у нас зал… В Италии есть светило медицины, профессор, лечивший Паваротти, Каррераса, нашего Хворостовского. Мне удалось побывать у него на приеме, и он меня пытался утешить, говорил, что мне еще повезло, как-никак уже 70 лет, а бывает, что эта напасть навсегда отлучает от любимого дела даже совсем молодых певцов. Вот уже полтора года прихожу в театр, только чтобы поглядеть, как репетируют коллеги, иногда зайти в кабинет к Юрию Валерьевичу Бурэ, и… все. Был Поплавский и ушел.
– Нет, Евгений Семенович, не сочтите бестактностью, но от признательной вам публики так рано отделаться не выйдет. Вон легендарный Игорь Ильинский и в 85 играл...
– Я же видел его на гастролях в театре города Жданова, где в ту пору служил. Увы, видеть это было уже не-воз-мож-но. При всем уважении к великой личности. Да, он старался, карабкался, но сил, энергии больше не хватало. Вот я и думаю: что же мне, сидеть за кулисами с палочкой, ждать выхода, потом проковылять, произнести: «Приехала Раиса Минична Сурмилова!» (реплика из «Театральной комедии)? А зритель скажет: «О, Поплавский вышел, с хромой ногой и с трясущейся рукой. А мы его помним, он был во-он какой живой...». Так пусть лучше таким и помнят!
– О, лично у меня ярких воспоминаний о ваших чудесных работах и не перечесть. Первое – в восемь лет! В «Даме-невидимке» больше всех запомнился ваш слуга Косме, персонаж второго, если не третьего плана. Помню, как после какой-то услышанной тайны он начинал во имя секретности ползать по-пластунски, как гигантская жаба с неимоверно серьезным лицом, а зал просто стонал от смеха. Помню, как рыдал над деньжонками, которые «вдруг превратились... в угольки-и-и!» Как уморительно объявлял антракты...
– В этой постановке Юрия Бурэ мы оттачивали каждую мизансцену. Кстати, спектакль внеплановый, мы репетировали после работы, мало того что в рабочее время вкалывали по полной.
– Другое воспоминание начала 80-х: «и Ленин такой молодой...» в революционной драме «Вся его жизнь». И как вашей-то жизни на все хватало: утром кот Леопольд или Дед Мороз, днем репетиции и хлопоты в кружке Дворца пионеров, вечером – глава Советского государства?..
– Да, браться за Ленина было страшно. Раньше его играли великие мастера: Борис Щукин, Борис Смирнов… Подражать недопустимо, а создавать новое – откуда же я знаю, каким он был? Стал смотреть кинохронику, жена Татьяна Александровна приносила биографическую литературу… А гримом занимались мастера «Мосфильма». Надевался резиновый монтюр (он же «лысый парик»), на него парик обычный, места соединения шпаклевались… К концу спектакля жутко болела голова, ведь кожа не дышала пять-шесть часов.
– Вспомнились манкурты из древней легенды, пересказанной Чингизом Айтматовым… Зато в «Маскараде» без всяких гримировальных ухищрений ваш Шприх выглядел исчадьем. Хватало только вот так выставить над головой маску-лорнет и прошипеть: «Смеешься надо мной, так будешь сам… в рогах!!!». И как только удавалось сделать даже голос змеиным, ведь у вас такой приятный тенор и отменный слух, что вас даже звал в культовый ансамбль «Песняры» сам Владимир Мулявин...
– Это было очень-очень давно, да и к театру отношения не имеет. К слову, великий Андрей Попов звал меня на прослушивание в Москву, а великий Георгий Товстоногов – в Питер. Но я сам виноват, что не оказался в прославленных столичных труппах: постеснялся...
– И все же ваша биография – это, конечно же, не «страна несбывшихся надежд», как поется в одной из песен вашего репертуара?
– Это «Глядела бледная Луна», одна из последних работ Владимира Трошина. Я исполнял ее с чувством обиды за память о человеке, который записал две тысячи песен, более сорока лет служил во МХАТе, весь мир распевал его «Подмосковные вечера». А когда Трошин умер в 2008-м, хоронить его пришли 12 человек. Вот вам цена актерской профессии. Ты нужен, пока скачешь. А как подковка отлетела, поменяют на другого рысака…
– Увы, как говорил ваш герой Архидам в шекспировской «Зимней сказке», «Мне видеть невтерпеж достоинство, что просит подаянья». Ваш персонаж опять-таки не главный, – по сути, «голос за кадром», но оказался чуть ли не самым важным.
– Я всегда считал, что каждая роль – самая значимая. Но всегда во мне боролись два чувства. Бывает, сижу в выходной день (то есть это для других он выходной), думаю: как неохота на спектакль! Зачем это издевательство опять?! Но приходишь, гримируешься, вышел на сцену, поймал азарт... и весь спектакль так. Чувство владения залом. Думаешь: «А-а, зацепил». Это для меня и был самый лакомый кусочек в моей работе.
  • Комментарии
Загрузка комментариев...