«На войне не только смерть, но и жизнь…»
Свежий номер: 21 марта 2024 (4961)
тираж номера: 4050 экз.
Архив номеров
USD 77.17
EUR 77.17
Версия для слабовидящих
Электронная копия газеты Оформить подписку
16+
«На войне не только смерть, но и жизнь…»


Завтра 9 Мая. И каждый сознательный гражданин нашей страны понимает, как дороги свидетельства о войне тех, без кого не было бы самого первого и главного Дня Победы – в 1945-м…    
По пути на работу корреспонденту «ГИ» встречается памятник медикам Великой Отечественной. При взгляде на него вспоминаются строки дневника, с которым довелось познакомиться благодаря движению «Бессмертный полк». Подвиги и тяготы, страдания и радости множества воинов Красной армии, в защитного цвета гимнастерках и белых халатах, запечатлел на века майор медслужбы, кавалер боевых орденов Иосиф Фридлянд.
Хроника судьбоносных для Курска и всего мира событий, которую военврач каким-то чудом успевал фиксировать на протяжении своего примерно 20-часового рабочего дня, порой под бомбежками и обстрелами, любезно предоставлена сыном фронтовика Марком Иосифовичем, опытным врачом, кандидатом медицинских наук.
Имя выдающегося медика и биохимика вошло в историю не только  научными трудами (например, он внес заметный вклад в борьбу  с газовой гангреной), но и помощью, которую Иосиф Бенцианович, а затем и его боевые товарищи оказали в 1945-м несчастным узникам самого зловещего лагеря смерти. В перечне мест, освобожденных воинами легендарной 60-й армии, польский Освенцим стоит рядом с Воронежем, Рыльском, Киевом, Житомиром, Львовом, Краковом и еще многими городами России, Украины, Чехословакии… Слово автору уникального дневника.
10/II-43. В 10 часов утра выехал в Щигры, где задержался на час для ознакомления с трофейным имуществом, и отправился в Курск. После 12-часовой езды прибыл в Кировский поселок (Ямская слобода) – предгорье Курска. В городе большинство больших зданий сожжены или частично взорваны…
15/II-43. Утром по приказу начсанарма на санитарной машине выехал на поиски МСБ (медсанбата) 322 СД (стрелковой дивизии), связь с которой была утеряна. Вначале поехал на Гремячье, но из-за бездорожья и глубокого снега не мог доехать и вынужден был вернуться в санотдел. Часа в 4 дня выехал вновь и через Льговский тракт добрался до Митрофаново, где натолкнулся на перевалочный пункт разыскиваемого МСБ. Переночевал.
16/II-43. Рано утром из Митрофаново на лошади через Лозовскую, Сорокино, Плаксино доехал до деревни Березуцкая Чевизна.
В этих деревнях, расположенных в стороне от большого тракта, у населения сохранился скот и птица. Немцы сюда заходили редко и действовали через своих ставленников – полицаев. Во время моего приезда одного такого предателя вытащили из погреба, в котором он скрывался, местные жители…
18/II-43. Нахожусь при МСБ. При обходе в одной из изб, приспособленных для раненых, отдельно от других лежал раненый в живот и почки капитан Нечипая. Он тяжело дышал, был в сознании, провожал глазами входящих и выходящих, но ни о чем не спрашивал. Тяжело ему было. Я старался не встречаться с ним глазами, больно было смотреть на умирающего молодого офицера, которому помочь ничем нельзя было. В МСБ познакомился с гвардии майором Высоцким, майором Фридманом, военными врачами Сухановым, Головиной, Однопозовой, Владимировым. Встретил однокурсника Богдановича…
19/II-43. В первом часу ночи выехал на лошадях в село Митрофаново. В санях кроме меня находился военврач и больной сыпным тифом. Немцы в этом районе распространяли тиф… После прихода наших частей больные были изолированы, и силами санэпидслужбы армии эпидемия сыпного тифа устранена. Большую работу провел санэпидотдел и инфекционный госпиталь.
Утром добрался до Курска и доложил начсанарму (начальнику санитарной службы армии) о дислокации медучреждений, сведения о потерях, угрозе сыпного тифа в районе, а, следовательно, среди войск и так далее… Лейбович (начальник санитарного отдела 60-й армии) предупредил, что в ближайшее время мне нужно будет создать в Курске госпиталь и временно стать его начальником…
21/II-43. Андреев (начальник 1-го отдела санотдела) передал мне приказ начсанарма об организации госпиталя на улице Дзержинского в бывшей школе №7. Во второй половине дня, захватив свой вещевой мешок, я направился в школу. Здание цело, но окна перебиты, канализация и отопление не работают. Во время осмотра помещения ко мне подошли несколько местных жителей и предложили свои услуги для подготовки здания к приему раненых и, между прочим, сообщили, что у немцев здесь был госпиталь, да это и так было видно.
На втором этаже школы я подобрал небольшую комнатку, в которой обосновался, и приступил к делу. Прежде всего  у окруживших меня местных жителей попросил, чтобы мне подыскали мастеров по ремонту здания и сестер и санитарок для будущей работы, так как по заданию я должен был опираться на гражданских специалистов: военврачи были перегружены в различных ППГ (полевых подвижных госпиталях). Вскоре ко мне начали приходить плотники и другие нужные специалисты, у которых я спросил, сколько времени нужно для восстановления здания. «Дней 5-6» – последовал ответ. Я переписал фамилии, возраст, место жительства мастеров и сказал: «Так не пойдет. Начнем с 4-го этажа, который должен быть подготовлен к приему раненых за завтрашний день, затем перейдем на 3-й и так далее. Время не терпит». На вопрос о стеклах и другом материале я предложил им самим позаботиться. Мужчины – кстати, призывного возраста, – помялись, а женщины сказали, что достать все необходимое можно. «Ну вот и хорошо. Начинайте немедленно – (была уже ночь) – с 4-го этажа». Рабочие ушли, и в кабинет одна за другой стали входить женщины и подростки и предлагать свою помощь. Я их также переписал, но обязательно спрашивал, что они делали у немцев. Одна 17-летняя девушка сказала, что плясала у немцев в казино. «Плясали в казино перед немецкими офицерами, а здесь будете плясать перед русскими солдатами, пролившими кровь за свою Родину». По своему опыту, да это общеизвестно, что песни, пляски, иногда вино нужны на фронте как освежающий воздух. «Я комсомолка – сказала другая девушка лет 15-16, пришедшая с патефоном и пластинками,  – буду заводить для раненых». Тоже хорошо, тем более что предполагалось создать госпиталь для легкораненых. Пришла одна расфуфыренная молодая женщина, но предупредила, что она турецкая подданная. «Не надо, – говорю, – обойдемся советскими подданными». У меня записались человек 20.
Часть женщин приступила к очистке и уборке здания, другая получила задание с утра начать сбор у населения простыней, подушек, одеял и других вещей, необходимых госпиталю. Мне передали, что население все это растащило с немецких складов и госпиталей после изгнания последних.
22/II-43. Весь день кипела работа, и поздно вечером 4-й этаж был готов к приему раненых, а на 1-м этаже была оборудована, вернее, восстановлена душевая установка. Подобрав из гражданских лиц санитарок, сестер и необходимых канцелярских работников, я доложил Лейбовичу, что есть место (один этаж) для приема раненых. Мы договорились, что до организации пищеблока обеды, ужины и завтраки для раненых будут привозить из работающих ППГ. В мое распоряжение передали санитарную машину.
23/II-43. С утра начали поступать раненые, которых помещали в палатах 4-го этажа. Кстати, врачей хирургов у меня не было. Среди гражданских имелся только один санитарный врач. За первый день поступило 385 раненых. В качестве хирурга работал военврач из 322 СД. Одновременно шла работа по подготовке 3 и 2-го этажей и подсобных помещений…
24/II-43. Раненые поступают днем и ночью. Налажен свой пищеблок. Нашелся опытный повар, работавший в мирное время в одном из московских ресторанов. Продукты получаем из трофейных складов.
25/II-43. Каждый день полон работы. В госпитале 1044 легкораненых. Одни выписываются, другие поступают. Коллектив работает слаженно, напряженно и самоотверженно.
26/II-43. Во время обеда ко мне зашел раненый лейтенант: «Товарищ начальник, посмотрите, какой суп нам подали». Поднимаюсь с ним в офицерскую палату на 4-й этаж. Суп стоит в ведре нетронутым. Посылаю за поваром. «Вы готовили?» – «Да». –  «Налейте порцию в миску». Налил. «Ешьте», – говорю. Кругом тишина. Раненые внимательно наблюдают за поваром, который проглотил одну ложку, слегка поморщился и положил ложку в миску и смотрит на меня.  «Ешьте, ешьте», – подбадриваю я его. Ничего не поделаешь, пришлось проглотить содержимое второй и еще одной ложки. Между тем смех отдельных раненых переходит в общий громкий хохот. Повар забирает ведро с супом и уходит. «Как, товарищи, начнем со второго или подождем первого?». Конфликт исчерпан, но беседа о нуждах раненых продолжается. Теперь вкусовые качества обеда проверяются поваром и санитарным врачом.
26/II-43. Спустившись в отделение, где регистрируют раненых, я обратил внимание на то, что оно полно раненых. «Отправлять некуда, все палаты переполнены» – жалуется регистраторша.
Я спросил у раненых, из какой они части и из какого района боевых действий   прибыли. Оказалось, что их перебросили из госпиталя, расположенного в Курске. Я тут же отправился в указанный госпиталь. Зашел – и, как говорится, не поверил своим глазам: свободно, светло, уютно – на редкость порядок, а главное, много свободных мест. Направляюсь к начгоспиталя и спрашиваю: «Почему направляете ко мне раненых? У меня все переполнено. Согласно приказу начсанарма ко мне должны поступать раненые только из ПМП (полковых медицинских пунктов) или МСБ, а вы, располагая свободным помещением и военными врачами, наводите у себя блеск, не считаясь с истинным положением вещей в других госпиталях. Больше от себя не посылайте, а поступивших от вас – верну». Так и сделал. Скопившихся в регистратуре раненых я перевез к нему обратно. На войне не только смерть, но и жизнь. Начальник госпиталя хотел блеснуть своим организаторским талантом и образцовым обслуживанием раненых и для этого не брезговал грязными махинациями. Начальником госпиталя он был назначен временно, а основная его работа – замначальника ПЭПа (полкового эвакопункта). Я был настолько поражен его поступком, что   хотелось заехать ему по физиономии. В мирное время я, может быть, так бы и поступил. Здесь же  ограничился тем, что приказал часовому не пускать в госпиталь этого представителя ПЭП. (Майор Иосиф Фридлянд как армейский специалист-токсиколог подчинялся непосредственно начсанарму подполковнику М. А. Успенскому и как армейский специалист смог приказать начальнику другого госпиталя принять раненых обратно).
28/II-43. Начсанарм поставил в известность Военный совет армии, что на базе школы №7 создан внештатный госпиталь. В тот же день из политотдела армии мне прислали заместителя по политической части.
1/III-43. На совещании в штабе тыла 60-й армии. Слушал выступление члена военного совета армии полковника В. И. Родионова, начальника штаба тыла армии генерал-майора Суркова и других начальников. В связи с тем, что многие ППГ госпитальной базы застряли в пути, а поток раненых продолжает нарастать, профиль госпиталя в школе №7 меняется: в него будут направляться и тяжелораненые. Для усиления его состава мне пришлют двух военных врачей, один из них – армхирург В. А. Жмур.
3/III-43. Я уже упоминал о том, что в этом районе немцы распространяли сыпной тиф, поэтому борьба с вшивостью имела большое значение для войск, участвовавших в боевых операциях, и для гражданского населения. До сих пор одежду раненых я направлял для дезинфекции в специальные армейские установки. Посетивший меня начальник СЭО В. А. Краминский предложил свои услуги по устройству дезкамеры в небольшом помещении, находившемся во дворе школы. На это здание я давно обратил внимание. Обследуя его, обратил внимание на глазок в дверях герметически устроенной в здании камеры, на трубы, которые проходят вдоль пола камеры, и, что самое главное, на коробки с «циклоном Б», который, как мне было известно, содержит синильную кислоту. «Здесь у немцев, по-видимому, была дезкамера» – предположил Краминский. – «Давайте ее восстановим». Дело закипело.
4/III-43. Краминский пригласил меня принять оборудованную им в этом помещении дезкамеру. За обедом я Краминскому сказал: «В мирное время я был научным работником и опыт с дезкамерой могу считать законченным только после того, как ты мне продезинфицируешь хотя бы одну партию одежды» – «Ладно». Он согласился, и каждый из нас занялся своим делом. Я занялся текущей работой в госпитале, а Краминский со своими помощниками – дезинфекцией белья и одежды поступивших раненых.
Выйдя через час во двор госпиталя, я увидел Краминского в противогазе, вбегающего в дезкамеру и выбегающего обратно с охапкой горящего обмундирования. Сгорело 33 комплекта. Мои опасения подтвердились: камера служила немцам не для дезинфекции одежды, а для других целей, но об этом после. (Из записи от 21 апреля: «Судя по устройству «дезкамеры» в школе №7, циклон – препарат синильной кислоты – использовался для отравления людей. В этот период нам стало уже известно об уничтожении больных в психиатрической больнице в Курске, убийстве раненых и других зверствах, к которым прибегали фашисты, в том числе и их врачи».)
Вечером меня Жмур пригласил в операционную и показал раненого с распухшей ногой – «Газовая гангрена, надо срочно ампутировать ногу». (По существующему положению ампутация конечности могла быть произведена только с разрешения начгоспиталя). Во время операции я спросил у Жмура: «А что известно по биохимии газовой гангрены?» Он ответил словами, которые ясно указывали, что этим вопросом мало занимались. «Ладно, – говорю, – останусь жив, займусь биохимией анаэробной инфекции». (В 1953 году я защитил докторскую диссертацию на тему «Обмен веществ при анаэробной инфекции, вызванной Bac. Perfringens типа А»). К сожалению, ампутация была сделана поздно, инфекция пошла выше и через день больной погиб. Это была первая смерть в госпитале.
8/III-43. Провели собрание с коллективом госпиталя, посвященное Международному женскому дню. Доклад сделал замполит. Я зачитал приказ, в котором выражал благодарность Старковой (медсестра 1-го этажа), Белокриницкой (сестра-хозяйка), Монастырской (старшая сестра 2-го этажа), Грюнберг (сестра-хозяйка 2-го этажа), Олейниковой и Потемкиной (3-й этаж), Лобинцевой и Волявской (4-й этаж), Труфановой, Лукиной О. Н., Радиной, Лосевой, Колмаковой, Быковой, Григоренко, ведавшими различными службами в госпитале. До сих пор у меня сохранилось к ним чувство глубокой благодарности.
10/III-43. Состоялся концерт местных артистов. Раненые были очень довольны. Конечно, это было не единственное культурное мероприятие, проведенное в госпитале. Патефон по очереди заводили на каждом этаже, кроме того девушки-культурницы пели и плясали перед ранеными.
14/III-43. В 15.30 фашистские самолеты бомбили аэродром около Курска. Ночью была сброшена бомба в 200 метрах от госпиталя. Вражеская авиация начала проявлять активность в нашем районе.
15/III-43. В Курск прибыл ППГ 4341, начальнику которого – Мейфу – я передал госпиталь. Расставался с госпиталем с болью в душе, несмотря на то, что с 22/II по 15/III ни днем, ни ночью не знал покоя, спал в своем рабочем кабинете не более 2-3 часов в сутки. Получил большое удовлетворение от практической пользы, которую принес воинам 60-й армии. Всего в госпитале лечились 1156 раненых. Сдавая госпиталь, собрал наиболее активных помощников и горячо поблагодарил за проделанную работу. Расстались очень тепло…
  • Комментарии
Загрузка комментариев...