А записывались они со слов дяди автора – Ивана Ильича Борисова, фронтовика, после войны трудившегося председателем колхоза «Красная горка» в селе Пузачи.
— Знаешь, племяш, сейчас я тебе расскажу такую историю из военной жизни, какую в книгах нигде не найдешь, и никто тебе не расскажет такое. Это было тайное применение древнего оружия, — сказал мне однажды Иван Ильич.
Начало заинтриговало меня, и я попросил дядю поведать мне об этом.
— Тогда слушай, — улыбнулся он и приступил к рассказу. — Лето 1943-го. Передовая. Командование приняло решение выровнять позицию. Теперь наши траншеи глубоко вклиниваются в оборону немцев. Несколько месяцев немцы готовятся к летнему решительному наступлению на Курской дуге. Мы тоже хорошо «закопались» в землю. Из-за близости вражеских траншей не можем в ночное время выбраться из окопов и полежать на травке за брустверами. Мало того что немцы периодически пускают ракеты, они еще несколько раз за ночь дают по нашему краю несколько пулеметных очередей. Мы не можем ответить им тем же — экономим патроны и ракеты. А освещать нейтральную полосу нам и не нужно: немцы боязливые люди и не полезут к нашим окопам. И так видно от их ракет, чем они занимаются. А вот своей стрельбой не дают нам отдыхать, что, конечно, плохо. И тут я подумал и решил: «Нужно и нам как-то „насолить“ немцам в ночное время, чтобы и они не спали». Думал я, думал — и придумал. Вспомнил свои детские годы. Взял веревку, что старшина выдавал нам для скручивания немецких «языков». Сделал из нее брунжалку — так говорят у нас в деревне, а проще — древнюю пращу. До немецких окопов было примерно 150–180 метров — гранату невозможно добросить. Ты, племяш, наверное, догадался, как я решил пощекотать немцам нервы, — вновь улыбнулся он, взглянув пристально на меня.
Я молча кивнул, и дядя продолжил:
— Настала ночь. Все успокоились — отдыхают в своих ячейках для стрельбы и в блиндажах. Только дежурные на постах наблюдают за передним краем противника. Предупредил я ближайшего постового, чтобы он не беспокоился. Сказал ему, что не дам спокойно немцам спать, но не объяснил как. Солдаты привыкли к проделкам разведчиков, и дежурный не стал расспрашивать, как я это сделаю.
Выбрался я из окопа. Прополз по небольшой диагональной впадине и расположился в неглубокой бомбовой воронке. Достал гранату-лимонку, а они у меня всегда были в запасе. При свете немецкой ракеты сделал на двух лимонках по семь или десять поперечных витков веревочкой, чтобы прихватить спусковые скобы. Не завязывая веревочку, положил лимонку в заранее изготовленную пращу, но так, чтобы при броске лимонка вращалась в сторону разматывания веревочки. Вытащил из гранаты чеку. Вспомнил, как в детстве бросал брунжалкой камни. После прекращения очередного немецкого обстрела я заметил, откуда стрелял пулемет, раскрутил пращу и отпустил свободный конец веревки — лимонка с жужжанием полетела к окопам противника. Может, и не долетела, а в конце пути только докатилась, но взорвалась точно в окопе, так как пламя от взрыва было слабо видно. Сделав небольшую паузу, снова запустил вторую лимонку. Но уже в другую сторону окопов: примерно к выходу из блиндажа, откуда должны выскакивать по тревоге немцы… И там вскоре громыхнуло.
Немцы на несколько минут растерялись, а потом всполошились. Раздалась такая ружейно-пулеметная стрельба, что показалось: фашисты готовятся к наступлению. Слава Богу, что вначале они растерялись, не зная, что делать. За это время я успел вернуться с «нейтралки» и заскочить в свой окоп. Всполошилось и наше командование. Расспросили постового, что произошло. Он рассказал, что какой-то «гостинчик» подбросил немцам разведчик Борисов.
Вызвали меня к командиру.
— Ну, что Борисов, это ты немцев всполошил? — спросил командир. Зная, что отпираться бесполезно, отвечаю: «Да, я. Они нам не дают отдыхать, и я подбросил в их окопы парочку „гостинчиков“, чтобы и они не спали». — «А как ты это сделал? — въедливо интересуется он. — до немецких окопов далеко, и гранату невозможно докинуть. Это можно сделать только за серединой нейтральной полосы, в 30–40 метрах от противника. Как это ты умудрился?» — спрашивает, сверля меня цепким взглядом.
Пришлось все подробнее рассказать. При этом пожаловался, что не мог больше терпеть ночных немецких пугающих стрельб. Они не дают отдыхать нашим солдатам. Вот и решил пощекотать им нервы.
Конечно, командир меня похвалил за находчивость, но попросил, чтобы я никому не рассказывал, как бросал гранаты. «Можно подорваться», — уточнил он свое решение. Договорились, что в выходной день я немцам незаметно для своих снова подброшу «подарочки» и на этом закончу свои проделки.
В выходной день после очередной ночной стрельбы из пулемета я немцам подбросил в пулеметную ячейку гранату, а вторую бросил ближе к блиндажу. Быстро перебрался в свой окоп и стал ждать, что будет. Немцы осветили передний край и тыловую зону за окопами. Открыли интенсивную круговую стрельбу. Как только стрельба утихла, я, выждав, когда погаснет очередная ракета, снова незаметно вылез из окопа и перебрался в воронку. И как только немец обстрелял наш передний край, я им вновь подбросил парочку лимонок и спрятался в окоп. Немцы снова, но более ожесточенно и длительно вели обстрел. В общем, ночь провели без сна и израсходовали много патронов.
После нескольких моих проделок в ночное время немцы стали реже постреливать из пулеметов и то более короткими очередями. Наверное, боялись, что их засекут и уничтожат беззвучными снарядами. А наши солдаты стали следить за мной. Заметили, что я бросаю каким-то способом гранаты в немецкие окопы и возвращаюсь в свой. Стали расспрашивать, с какой силой можно бросать гранату, чтобы она долетела до немецких окопов. Но я им секрета не раскрыл. Сказал, что с детства далеко бросал камни.
Командир, прослышав про нарастающий интерес солдат к моему способу бросания гранат, запретил мне такие проделки. Сказал, если понадобится, то он меня предупредит.
— Предупредил? — спросил я дядю.
— Предупредил, — усмехнулся он и добавил:
— Последний раз мне дали задание, как стемнеет, начать бросать гранаты с интервалом в два часа. Очевидно, перед нашим утренним наступлением. Всю ночь немцы вели ожесточенную стрельбу по нашим окопам, по нейтральной полосе и даже обстреливали свои тылы. Как только стрельба прекращалась, к ним в окопы летели новые гранаты. В эту ночь они совершенно не спали, израсходовали почти весь боезапас, что благоприятно сказалось на нашем успешном утреннем наступлении.
Этот новый необычный вид оружия русских страшно растревожил немцев. Они никак не могли понять, как можно без выстрелов стрелять снарядами по окопам. И, кроме того, было совершенно непонятно, как небольшие снаряды с жужжанием падают сверху перед окопом, потом подпрыгивают, перелетают через окоп, ударяются в бруствер и попадают в окопы, где и взрываются. Освещали пространство перед окопами — никого не обнаружили.
Позже от военнопленных и взятых «языков» стало известно, что изучением свойств необычных снарядов и бесшумной артиллерии русских занималась целая научная комиссия. Но сколько немецкие военные спецы не ломали головы, эта загадка о «новом русском оружии» так и осталась нераскрытой. Впрочем, не только для них, но и для наших солдат.
— Ну что, племяш, интересен рассказ? — окончив повествование, спросил Иван Ильич.
— Интересен, — искренно ответил я и тут же в свою очередь спросил:
— И как тебе, дядя, все это приходило на ум? До такого никогда не додумаешься…
— Война, племяш… Она обостряет все чувства у человека, если он, конечно, стоящий человек, а не тюфяк с глазками.
— А ты не тюфяк?
— Конечно, не тюфяк. — И я, и братья мои, и весь род наш…
— И я не буду тюфяком? — заглянул я в большие и добрые глаза Ивана Ильича.
— Не будешь, племяш. Мы же Борисовы! — с гордостью ответил он на мой детский вопрос.
- Комментарии
Загрузка комментариев...
