Текст этого дневника передал в редакцию «ГИ» профессор Сергей ЩАВЕЛЕВ. Он обнаружил рукопись в фондах Российской государственной библиотеки, где она хранилась с пометкой «Воспоминания о Великой Отечественной войне и оккупации Курска немецко-фашистскими войсками (1940-е годы). Рукою неустановленного лица». Сергей Павлович коротко описывает внешний вид этой рукописи: «Судя по не совсем ровным краям, похоже, был разорван большой лист плохой (рыхлой структуры, вроде оберточной) бумаги. Записи велись одними и теми же черными чернилами...». Уверенный, устоявшийся почерк, каким сделаны записи, контрастирует с многочисленными грамматическими ошибками, допущенными автором. Должно быть, перед нами женщина, не получившая достаточного образования, но по долгу службы много писавшая.
Итак, строки из чьей-то судьбы, тесно связанной с судьбой города в его самые тяжкие времена...
«26 / X 41 г. Первый пожар, горели склады. 28 («8» зачеркнуто той же рукой, приписано)
7 / X. Базар работает, мясо в той же цене. В магазине дают кур нещипаных, кофе в пачках подешевел, тик для матрацев стал 6 руб. метр, игрушки почти даром, очень много елочных украшений.
28 / X. Горит Горсовет… в горящем помещении книжного магазина и игрушечного копошатся подростки, выбирая игрушки и книги. Народ тащит мебель из закрытых помещений.
31 / X. Горит конфетная фабрика.
1 / XI. Очень много идет мужчин с винтовками кругом увешенные патронами, одиночки по направлению в Казацкое. Раздается канонада.
С 1 / XI по 2 / XI всю ночь канонада, с утра на улице народу нет, все попрятовши в подвалы и погреба.
Воскресенье 2 / XI часов в одиннадцать пришли молочницы из Казацкой, сказали что вчера у них появилась разведка немецкая. В 2 часа появились немцы идущие гуськом по тротуару увешанные пулеметами, автоматическими винтовками, патронами, заходя в каждый дом, рылись в шкапах, каморах одним словом везде, говоря «брот цукер» брали хлеб папиросы, но главное ценные вещи. Одеты очень чисто не голодные. Вечером приходили квартирмейстеры и занимали все что им подходяще, а нас выгнали на кухню.
3 / XI часов в 4 дня — поставили так называемого «Шефа» грубый немец надменный, деньщик мальчик 16 лет (сын начальника почты города Берлина, получал посылки печенья каждый день 200 гр. и воскресенье на 1 килограм, все это шло в котел «Шеф»).
4 / XI пошла лавина немецкая фронтовая, грязные вшивые с отмороженными носами и руками заходили всюду, но дальше кухни не шли ибо там стоял немецкий «Шеф» Хузвельд.
Стали гонять мужчин на уборку города, по очистке от заграждений, не прошло двух недель стали гонять женщин всех возрастов утрамбовывать аэродром начали, кто не очень отстукивал ногами, того Обер-лейтенант бил ногами, что при мне получила хозяйка нашего дома Павлова. Большой взрыв в доме НКВД на Добролюбовой на 37 день их власти погибло много немцев.
17 / XI Наш «Шеф» лепечит «зер гут даз инженер, я ничего не могу понять почему немецкий инженер гут, а потом оказалось что они пустили ЦЕС вечером зажглось электричество.
...Еда была не очень уж важная у них да и не такая чтобы он мог уделить населению. Выдавалось им хлеб грам 500 колбаски грам 50 или сыру, хлеб он должен был разделить на 7 порций, вернее сделать 7 бутербродов. 3 бутерброда съедал утром с кофе или немецким чаем (нечто иное как мята) 4 бутерброда вечером тоже с чаем, в 12 часов хотелось супа бурды или горохового. Вечером приносили гуся или куру конечно украденного у крестьян или горожан, заставляли чистить и приготовить, потроха отдавали за работу. Белье приносили в стирку много грязного, мыла размером с спичечный коробок конечно не оплачивая объясняя что они фронт.
...Гусей ели уже целыми днями яички не выводились пошли балы приемы часами сидели пили вина из громадных бутылок размером с ведро. Стали сапожникам заказывать сапоги на русский манер из хрома, валенки из кожи. Скупать меха, ковры где за деньги а где и так. Деньщик не успевал таскать тюки.
17 декабря немцы в панике, всех солдат переместили в отдельные дома откуда выкидывали семьями на улицу и так оказались все дома 2–3-этажные заняты солдатами…
24 / II меня вызвали куда-то по адресу Главная улица 24, куда я пришла около 4 часов мне объявили что я арестована…
25 / II. …Часов в 10 меня вызвали… Немец орет я тоже повысила голос, переводчик остановил меня, что мне будет хуже, но я уже была взбешена, получила в ухо. Когда меня провожали из комнаты, то переводчик сказал «Немецкий офицер меня отправляет в подвал на месяц и хорошенько подумать какого партизана я видела на Красной площади».
...Сидели две комсомолки перешедшие фронт и молодая женщина и все трое попались. Одну комсомолку из Белгорода звали Вера Петрова, вторая Вера из Суджи а третью женщину с высшим образованием не помню фамилию она приходила каждый день и на лице ея появлялось все больше синяков и меньше зубов. Из трамвайного парка две коммунистки одна Пахомова и вторая Ненашева, главхлеб Верютина тоже партийная. Остальные фамилии я не помню. Верютиной были богатые передачи, которыми она делилась между всеми, да еще с 17 женщин. Пятницы которую все сидевшие давно очень боялись, потому что кого уводили в этот день уже больше не возвращался. В 9 часов открывается дверь конечно это после проверки. Вызываются Вера Петрова, Вера из Суджи приготовиться 15 минут. Вера из Суджи взяла мел на стене написала неприличные слова, а Вера Петрова прощаясь сказала «Не обидно быть расстрелянной, но обидно задание не выполнила». Эту ночь не кто не спал, но не кто не произнес ни одного слова. Суббота вечером опять вызывают тов. которая была вся в синяках и так же увили, которая не вернулась обратно… Прошло несколько дней опять вызывают, опять допрашивают и переводчик говорит меня отпускают, но вы на подозрении.
...Были дни июля когда зенитки с бешеной скоростью носились через город… В июне появились унгары, началась скупка полотенец с вышивками, открылся комиссионный магазин по продаже икон драгоценностей, хрусталя, появились гражданские немцы, на рынках ходили с фотоаппаратами, снимали группы, типы, даже в церквях шли съемки во время богослужения, что видела сама в Сергиевском соборе.
...В Курске был городской голова …….. [пропуск в рукописи] разъезжал в экипаже.
...Иногда в саду играла музыка. Конечно, никто не ходил кроме ребят… Улицы были все переминованы. Дзержинского — Херсонская, им. Димитрова — Лазаретная. Ленина — Главная. Пожары были каждый день дымоходы ветхие а они топили жарко, вырубали даже фруктовые деревья…
...Унтары трусы все уходили в подвалы большого дома угол Чеховской и Херсонской якобы в клуб, куда их деньщики несли стулья и были до тех пор пока не кончалась бомбардировка. Весь комсостав унгар все люди старые за 60 лет много в очках, а солдаты все серенькие. С приездом унгар появилось много людей в гражданском платье не то пленные, которых немцы выводили на работы, где частенько били плеткой во время работ что я видела угол Чеховской и ул. Большевиков, а то заставляли делать гимнастику…
...В один день все немцы появились на улице с повязкой крепа и ходили дней шесть по городу. Оказывается, траур по Сталинграду. Заметно их растерянность. По городу запрещалось ходить после 5 часов зимой а летом после 8 вечера. Но немцы ходили с фрауми всю ночь. Дома вернее двери не кто не закрывал.
Появились бельгийцы еще подлейшие…
…Организовалась биржа труда, но работы дать она не могла кроме как отправки в Германию молодежи. У всех работающих в учреждениях, а также и частников были отобраны паспорты и они находились на бирже, чтобы не могли уйти от хозяев».
- Комментарии
Загрузка комментариев...
