Военный дневник без военного цензора...
Свежий номер: 26 марта 2024 (4962)
тираж номера: 2509 экз.
Архив номеров
USD 77.17
EUR 77.17
Версия для слабовидящих
Электронная копия газеты Оформить подписку
16+
Военный дневник без военного цензора...


Года три назад волею судеб мне в руки попал дневник времен войны. Вернее, не сам дневник, а его ксерокопия – родные берегли потертую тетрадку как память о своем деде, давно покинувшем этот мир.    
Они смогли расшифровать крайне неразборчивый почерк лишь фрагментарно. Мне это поначалу не удавалось, но нашелся человек, который помог.
Сам дневник (подлинник) представляет собой аккуратно подшитые письма, пожелтевшие от времени, когда-то сложенные в виде треугольников или иным способом, потертые в карманах шинелей и гимнастерок.
По тексту нередко можно встретить  густые следы работы военного цензора. Позже они были восстановлены автором писем в виде заметок на полях. Мало того, уже в мирное время он дополнил основной текст замечаниями и толкованиями, изложенными на маленьких страничках, которые аккуратно приклеивал к соответствующему  письму. Их мы также решили включить в единый текст.
...Два товарища, закончившие в 1941 году среднюю школу №4 в Курске, пишут друг другу. Оба мечтали стать летчиками, одному это удалось,  второго «забраковали» по зрению. У того и другого к 1943 году за спиной – бои и ранения, потери родных и друзей… При этом сохранились письма лишь одной стороны. Хотя, судя по их содержанию, были и ответы. Я выбрал лишь два периода многолетней переписки друзей: конец мая 1943-го и 8-9 мая 1945-го.
* * *
«Здравствуй, Володька. Пишу тебе уже с лейтенантскими погонами на плечах. Красивая вещь! (Примечание на полях: «Погоны появились как раз в 1943 году). Ты знаешь, нас выпустили из училища сержантами, но пообещали, что офицерское звание нас не минует. Впрочем, многих оно все-таки обошло. После госпиталя и запасного полка меня направили в распоряжение штаба 60-й армии. Добирался через Курск  с воинским эшелоном.  Можно было укоротить путь, но очень уж хотелось побывать у своих… Когда выписывали, оказалось, что пропала моя добротная шинель и сапоги. Мне выдали все солдатское и не по росту. Зато, в порядке компенсации, снабдили двойной нормой сухпайка… Погода теплая, я подарил шинель какому-то старику, когда остановились на станции. Там же сильно сократил сухпаек, отсыпав что там было без разбору в подол женщины с ребенком.
В офицерской теплушке  затеяли играть в карты с  летчиками – в преферанс. Для них эта игра – новинка (рассказали, что научились у французов), а я давно умею – ты знаешь. Словом, я обыграл их в пух и прах, забрал только летную кожаную куртку реглан – такую, как у тебя. Хотел было отказаться, но они обиделись. Предлагали еще и летный шлем, но хорош я был бы в нем в окопах…
Ты жалуешься, что не всегда можешь разобрать мой почерк. Виною тому ранение в руку еще времен 41 года. Да и вообще – от того мальчика, что зачитывался Блоком и Есениным, мало что осталось. Так  что не удивляйся, если заметишь в моих письмах ошибки.  Впрочем, это никогда  не было твоей стихией.
Твой друг Андрей.
15 мая 1943 года, Курск».
* * *
«Здравствуй, друже!
Не дожидаясь твоего ответа на мое предыдущее письмо, пишу следующее. Да ты и не знаешь пока, куда мне писать… Это был не сам Курск, а какая-то станция неподалеку – курскую ж/д станцию сильно бомбят, и эшелон остановился дожидаться ночи. Но летчиков встречала машина, и они меня подвезли. Дороги все в воронках, двигались мы долго, на каждом перекрестке – патруль. Одним словом,  добрались к ночи. Передвигаться одному по темным улицам мне не рекомендовали – опасно,  а потому оставили нас в летном общежитии на улице Горького. Снова сел с летунами за преферанс, выиграл трофейный пистолет (офицерский вальтер) и три плитки американского шоколада.
Спешу поделиться впечатлениями от освобожденного Курска. Разрушений много, но город выглядит  достойно. Тут дело в другом – народ улыбается, работают кинотеатры, магазины и даже музей. Молодцы куряне… Ты представляешь, немцы украли трамвайные рельсы и электрический кабель. Но власти обещают, что трамвайчики снова зазвенят к 7 ноября.
Мои из эвакуации еще не вернулись, но там они живы-здоровы. Об этом мне сообщила Нина Егоровна, которую случайно встретил на Ленинской. Она переписывалась с мамой с конца 41 года... Наш с тобой дом на Радищева сгорел, люди живут только в полуподвале, но совсем не те, что обитали там раньше. Встретил Наташку, что жила в 18-й квартире. Она рассказала, что когда дом разбомбили и твои погибли, она сумела вынести из вашей квартиры какие-то памятные вещи. Хранит у себя и ждет их хозяина. Когда говорили с ней о тебе, краснела до кончиков ушей. Красивая стала. Дал ей номер твоей полевой почты. А  свою Татьяну я до сих пор не нашел.
У меня в запасе целых семь дней. Живу на квартире у Нины Егоровны в полуподвале дома №13  на Ленинской. В окно видна полусгоревшая колокольня Ильинского храма.
Хотел купить сапоги на Барнышевской барахолке, но вовремя встретил  сапожника Сашку, что жил в нашем доме. Он предложил сшить мне новые – сегодня примерка. Сашка теперь без ноги, но говорит, что в его работе это не главное. Что интересно, теперь он не пьет – с тех пор,  как наградили  орденом Красного Знамени.
В кинотеатре Щепкина смотрел довоенный фильм «Волга-Волга». Народ в кинозале смеялся до слез, как будто нет никакой войны. Все-таки мы народ неубиваемый…
Но война есть. Там же в кино столкнулся с  Васей, что играл в нашей дворовой футбольной команде вратарем. Теперь он без руки, но говорит, что все еще стоит на воротах, когда собирается подходящая компания из старших пацанов и демобилизованных по ранениям. У них один даже на костылях играет.
Помнишь ли ты нашу футбольную команду, Володька? Тем  составом мы уже никогда не сыграем. Как хочется посмотреть на матч  на стадионе «Динамо»! Там теперь стоянка автомобилей и другой техники. Футбольное поле изрыто колеями и ямами. Ну да ладно – восстановим…
Город готовят к обороне, на улицах строят баррикады, в окнах первых этаже многих зданий – амбразуры. Поговаривают, что летом немцы снова попрут на Курск. Но теперь, после Сталинграда,  у них ничего не получится…
Помнишь Гришку Пряника, шпану со двора дома №37 на Ленинской? Он тебе он еще зуб выбил.  Встретил его – обнялись, как братья, спрашивал о тебе. Гвардии сержант, два ордена. Война все-таки меняет людей…
На улицах много безногих инвалидов, они кучкуются на рынках, особенно на Покровском. Кто без обеих ног, приспособили самодельные деревянные тележки, где вместо колес – шарикоподшипники. Грохот от них жуткий, но инвалиды толкуют – это чтобы всякие штатские не забывали, кому они обязаны жизнью.
На Покровском и Барнышевском рынках много выздоравливающих из госпиталей. Они открыты  в бывшей 7-й школе, что на Дзержинского, и много где еще. Ходят раненые  в стираных-перестиранных халатах прямо поверх кальсон (тесемки по ветру развеваются) и в тапках на босу ногу. В основном – пацаны. Сердобольные бабки снабжают их  семечками, а мужики махоркой. Патрули гоняют, но что с них возьмешь. Встретил старого знакомого еще по 41 году. Он у нас во взводе тогда пулеметчиком был. Потом, когда в окружение попали, я его потерял, думал, что не вышел он из того леса. Ан нет – выбрался. Только тут же загремел в штрафную роту. Три месяца боевых действий – дольше там не положено, да и мало, кто вытягивает. Только в последний день ранило его крепко.
Иногда встречать старых знакомых не стоило бы. Верка-Тарахтелка из соседнего двора рассказала о судьбах едва ли не всех выпускников нашего 10-го «А».  Вспоминаешь иного живым, а он уже полтора года как убит. Прихожу к печальному выводу: живой и в меру здоровый человек это сегодня скорее исключение, чем правило. Однако мы-то с тобой живы! Помнишь у Пушкина:
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь – как раз – умрем.
Впрочем, ты Пушкина не помнишь, и слава Богу…
Твой друг Андрей. Завтра мне уже нужно уезжать в часть назначения. Это где-то под Рыльском».
18 мая 1943 года.
* * *
Привет, Володька!
Аккурат 8 мая военная судьба привела меня в Курск. Учился под Москвой на офицерских курсах «Выстрел». После выпуска как отличнику мне дали двухнедельный отпуск. Родители давно уже в Курске, и я метнулся к ним. Железная дорога работает как часы. В поездах даже чай подают, а уж вагон-ресторан совсем из довоенного прошлого. Первое, что бросается в глаза, – трамвай в Курске ходит уже до самого вокзала. Так и катался бы на нем весь день, вспоминая детство. Вроде бы прошло не так уж много времени с тех пор, когда мы разъезжали  на «колбасе», но сколько всего в этом времени разместилось.
В городе много пленных  немцев, на которых никто из горожан не обращает внимания. Они  строят, расчищают завалы – как говорят,  работают аккуратно и быстро.
Баррикад на улицах и бойниц в окнах первых этажей давно уже нет. Говорят, что Курску будут выделены большие деньги для восстановления. А пока кинотеатр «Октябрь» зияет пустыми окнами и щербатым кирпичным куполом. От горисполкома на углу Ленинской и Марата остались только стены.  От здания Госбанка – руины. Цирк еще с 43 года стоит без купола. Помнишь, как в 39-м мы всем классом смотрели там чемпионат мира по борьбе?
На Ленинской улице ни одного дерева – все пошли на отопление во время оккупации и позже.  Та же участь постигла Первомайский парк и Боевку.
В городе появилось много малолетней шпаны. Говорят, у них в избытке трофейного оружия – за ухо не схватишь. Один такой в трамвае залез мне в карман, пока я любовался видами города. Помогли суворовцы, которых в Курске много. Они дружно, но в меру отлупили шпаненка и вернули мне бумажник. Несколько раз видел, как  бывалые солдаты жестко защищали стариков или женщин на рынках от всякой блататы. Вообще в городе заметно противостояние порядочных людей и всех прочих.
В милиции много женщин, а уж в дорожной – сплошь. Они явно не справляются. Зато начали строить  здание управления МВД – на углу Ленинской и Бебеля.
...Хотел отправить это письмо еще вчера, но что-то помешало. Сегодня 9 мая. Все в городе знали, что война вот-вот закончится. Но когда об этом по радио объявил сам Левитан, в Курске начался праздник. Кто-то смеялся, кто-то плакал. Какая-то худенькая старушка уткнулась мне в гимнастерку и рыдала, повторяя какие-то мужские имена.
– У нее двое сыновей погибли и трое внуков, – пояснил мне молодой лейтенант, который тщетно пытался  успокоить пожилую женщину. – Я четвертый…
Немолодой уже солдат с двумя нашивками за ранения и орденом Красного Знамени наливал всем желающим из трехлитровой банки и сквозь слезы просил:
– Выпейте, славяне,  за упокой солдатиков из третьей роты второго батальона 1031-го полка. Полегли за Днепром, один я остался.
Ему  никто не посмел отказать.
К полудню над городом пролетел самолет, с которого выбросили пачку листовок. Там от руки (!) было написано единственное слово: «Победа».
По радио уже звучали победные песни и мелодии. Они смешивались с мелодиями патефонов, что куряне выносили прямо на  улицу или ставили на подоконники открытых настежь окон.  Один такой стоял в арке дома №13, а рядом бабка, которая угощала прохожих блинами  и повторяла:
– Святая Пасха ныне, деточки. Христос воскресе…
К ней подходили, охотно целовались и отвечали:
– Воистину воскресе…
Причем среди отвечающих были и люди явно нерусского обличья. Все мы воскресли в тот день, страна воскресла...
Позже я узнал, что 9 мая 1945 года шел третий день православной Пасхальной недели.
Рыдавшая старуха, которую сопровождал лейтенант, вдруг резко перестала причитать и сурово произнесла:
– Хватит уже выть. Жить нужно. Пойдем внучек, мирными делами заниматься…

Получатель этих писем майор Владимир Рожков погиб в испытательном полете в 1957 году.  С Наташей (из 18-й квартиры) они расписались еще в 1946-м. Двое прекрасных сыновей и 11 лет относительно мирной жизни – чудесный подарок судьбы для людей, что видели столько смертей. Наталья   Ивановна передала письма их отправителю,  Андрею Волгину,  уже после гибели мужа. Он посвятил жизнь армии, дослужился до полковника. Свою Татьяну  так и не нашел…
  • Комментарии
Загрузка комментариев...