«70 лет – много или мало для человека, для страны? 8 июня 1945 года, спустя почти месяц, как в Германии замолкли пушки, родилась я – в госпитале Войска Польского, куда маму сумел устроить мой счастливый отец: после взятия Берлина все госпитали были переполнены ранеными… В том, уже страшно далеком счастливом году, когда окончилась война, большинству новорожденных девочек давали имя Виктория – Победа. Меня же посоветовала назвать Людмилой (Людамилой по-польски) медсестра полячка. Кажется, она была монахиней…»
Так начинается повествование Людмилы ТАТАРЕНКОВОЙ, заслуженного юриста РФ, полковника юстиции в отставке, ровесника Победы. По сути, написанное ею – семейная хроника Чебыкиных, которая берет начало еще до войны.
«Судьба свела моих будущих мать и отца в 1940 году в темном зале кинотеатра северного городка Котласа, где мама учительствовала после окончания Ленинградского педагогического техникума. Пробираясь к своему месту, она случайно села на шлем (буденовку, как их тогда называли). Мама была с подругой, мой будущий отец – с другом. Посмеялись, поговорили и разошлись.
А перед новым 1941 годом мама поехала в Ленинград на сессию. И в этом же вагоне ехал тот самый младший лейтенант, на шлем которого она так неосторожно села в кинотеатре. Маме он сначала не очень приглянулся, так как лицо у него было красноватое (как выяснилось позже, он был обморожен во время войны с финнами).
В Ленинграде были свидания, походы в кино, театры. И вот сессия сдана, нужно возвращаться в Котлас на работу. Однажды, придя из института, мама (она жила у дяди) увидела на вешалке беличью шубку, горностаевую шапку, а под вешалкой белые фетровые ботики – мечту всех ленинградских девчонок. «А это Федор Дмитриевич принес и просил у меня твоей руки», – объяснил дядя. А маме – 19, жениху – 27, ей нужно довести свой класс, ему – служить. Что делать, как поступить? Точку поставил дядя: «Жениться так жениться!», тем более что была Галя круглой сиротой, да и младший брат, оставшийся в деревне, нуждался в помощи. В январе 1941-го сыграли свадьбу.
22 июня мама и отец стояли на автобусной остановке, чтобы ехать в театр в Ленинград. Внезапно прибежал посыльный: всех офицеров срочно затребовали в штаб. Огорченная Галя вернулась в барак, а там стоял страшный бабий вой. Это кричали и плакали офицерские жены, откуда-то узнавшие известие. Напрасно прибежавшие политработники убеждали глупых женщин, что война дело одного-двух месяцев. Многие, – особенно те, чьи мужья побывали в финских сугробах, им не верили...
Отец воевал на Волховском фронте, сначала командиром пулеметной роты, затем минометной батареи. Галя пошла работать в госпиталь. Когда на Ладоге появился лед, папа отправил ее по «Дороге жизни» в тыл. Но через несколько месяцев она снова была с мужем, работала в штабе. Так, рядом они прошагали дорогами войны четыре долгих года.
В составе 415-й стрелковой дивизии мои родители участвовали в Курской битве. В 1943 году во время боев за Орел отец был свидетелем случая, когда немецкий санитар, рискуя жизнью, проявил милосердие к русскому ребенку. Он отстал от своей отступающей колонны, чтобы перевязать раненую девочку. Свои кричали ему «Беги», но он упрямо отвечал им «Найн». Санитара уже брали на мушку наши солдаты, но другие за него заступились…»
…Взятие города Пинска, что на реке Припять. Отец был вместе с передовой штурмовой группой. Они зацепились за берег. Заодно освободили лагерь военнопленных. Баржа со снарядами затонула. Из-за сильной бомбежки другие наши части не смогли высадиться на берег вторым эшелоном. Тогда отец предложил освобожденным военнопленным попытаться достать боеприпасы с затонувшей баржи и в таком случае обещал сразу зачислить в действующие части. Люди гибли, но снаряды со дна реки достали…
Пинск взяли. Однако всех оставшихся в живых пленных отправили на «фильтровку» в Смерш, оттуда – в наши советские лагеря. Отец очень переживал, что ему не удалось сдержать слово…
Почему-то сейчас больше вспоминаются именно эти рассказы родителей. Что спасло моих мать и отца на войне? Любовь! Когда война кончилась, все везли из Германии трофеи. Для нашей семьи главным трофеем была я. Да еще соска, которая потерялась и ее искали почти всем батальоном».
Когда весной 1945 года шли тяжелейшие бои за Берлин, буйно цвела сирень, которая пахла пороховой гарью. Нередко эти цветы клали на могилы погибших товарищей по оружию. И сегодня, когда я прикасаюсь к сирени, почему-то ощущаю этот далекий запах 1945-го…
- Комментарии
Загрузка комментариев...
