Шекспир – это целый мир

Пожалуй, не все из армии преданных поклонников нашей труппы заранее верили, что самого классического из классиков можно поставить так, чтобы... ухохотаться словно над идущими на этой же сцене ситкомами Рэя Куни. Но отчего же вослед смеху в зале рождаются слезы душевного просветления? Итак, слово постановщику, всем сердцем преданному сцене.    
«ГИ» публикуют вторую часть беседы (начало – в №25 от 27  февраля) с известным режиссером и актером Павлом Прибытком – о «Комедии ошибок», недавней премьере драмтеатра.
– Павел Владимирович, наверное, нелегко было поставить произведение XVI столетия, чтобы оно вызывало смех в веке XXI. Но, несомненно, еще труднее – органичный переход от комедии к трагедии ошибок и обратно?
– Да, эта комедия нестандартная, жесткая. После таких испытаний начинаешь по-иному видеть свою профессию, можешь содрать ракушки, которыми обросло днище корабля, и на всех парусах понестись к новым горизонтам. Я с такой эйфорией работал над пьесой  – это было как прыжок со скалы: и страшно, и прекрасно, и сложно, и больно, и радостно... Шекспир пробуждает весь спектр человеческих чувств, и все соответствующие краски должны быть в арсенале актера и режиссера. Только лжи нет места. Как только начинаешь врать, то словно камнем срываешься, выпадаешь из действия.
– Сразу вспоминается «Портрет Дориана Грея» и одна из героинь этой драмы – юная актриса Сибилла, с которой именно подобная беда и стряслась...
– Мне очень хочется посмотреть вашего «Дориана», работа, безусловно, интересная. На курской сцене довелось смотреть «Гамлета». Это, конечно, пьеса №1 во всей мировой драматургии. Но если говорить о шекспировской комедии №1, я бы поставил на это место «Комедию ошибок». Хоть целый час готов рассказывать, насколько мне радостно существовать в этой пьесе, открывать все новые и новые пласты. Роли выписаны потрясающе, даже маленькие. Например, ювелир Анджело, который теряет золотую цепь. Или второй купец, которому нужно срочно в Персию, у которого долги, дела... Вот Адриана вдруг открывает, что ее муж (то есть это она считает, что муж) ухаживает за ее же сестрой! Не правда ли, катастрофа?.. «Так соблазнял тебя он, Люциана?» А та и слова вымолвить не может, совсем запуталась: «Придет сестра, вы это с ней решите». Нельзя понять, как дальше жить... А чего стоит финал в аббатстве: отворяются ворота, и является Чудо! Бог расставляет все по своим местам, когда люди уже до предела запутались, озлобились, устали, напуганы, задеты... Сцена начинается с угрозы смерти, а заканчивается радостью жизни, восторгом, карнавалом бытия. Если сравнивать драматургию с оперой, это словно партия диапазоном в три октавы – попробуй-ка пройти. Такие уж требования предъявляет Шекспир: нужны и чувство юмора, и драматизм, и психологизм, и пластичность... Наконец, умение чувствовать партнера.
– Кстати, в этом произведении, как нигде, от актеров требуется мастерство на уровне пилотажной группы «Стрижи», чтобы синхронно смотрелись две пары хозяев и две пары слуг...
– Да, Антифол Эфесский и Антифол Сиракузский, точно так же, как и оба Дромио, росли в разных условиях. Каждый из этой пары близнецов по-разному реагирует на боль, на обиду, по-разному влюбляется... И в то же время окружающие не могут отличить одного двойняшку от другого. Это пьеса для великих клоунов. Но такие мощные испытания нам нужны, чтобы двигаться дальше в профессии.
– Шекспир не особо заботился об исторической и географической достоверности. То он сделает Отелло черным, хотя «Мавр» – всего лишь сокращение от имени Маурисио, то Макбету припишет убийства, которых этот король не совершал. Вот и Эфес с Сиракузами в «Комедии ошибок» – это, конечно, не конкретные населенные пункты. Но, несмотря на всю условность, а может, как раз благодаря ей  сегодняшний зритель слышит что-то до боли знакомое в злосчастной судьбе старого купца, едва не казненного за «инородность»?
– «Слава Эфесу! Эфесу слава! Смерть Сиракузам! Найти врага!» Что это – не беда ли и сегодняшнего времени? С одной стороны, герцог, который должен защищать свой город, свою страну, а с другой – какой-то жалкий купец, заложник большой политики, страшной игры, которому едва не приходится заплатить за чужие распри собственной жизнью. Герцог ему искренне сострадает, у него просто сердце разрывается. Тяжелый долг венценосца не дает впрямую помочь человеку, и все же он дает шанс. Не может убить беззащитного даже во имя идеи. Идеи, превращающей человека в некую маску.
– Кстати, в отечественной экранизации герцог показан каким-то самодовольным самодуром...
– Да, бывает, что в постановке или кинокартине плоско, поверхностно прочитывают текст. Можно механически следить за сюжетом. А можно показать глубину переживаний, заглянуть внутрь – и ты поймешь, что гений вобрал в себя весь опыт предшественников, начиная с античности, и заложил возможности развития драматургии на века вперед. Право ставить Шекспира надо заслужить!