Чтобы войти на территорию Барнышевки, надо было пройти между двумя шеренгами нищих. В основном это были инвалиды без рук и ног, женщина с вывернутым наружу глазным яблоком, у многих изуродованные лица… Левее ворот старый еврей торговал ирисками по 15 копеек. Летом по выходным дядька в белом фартуке делал «фокусы» с мороженым: заполнял оцинкованное приспособление диаметром сантиметров шесть мороженым, обкладывал круглыми вафельками и выталкивал. Рядом с воротами слева – табачная лавка. Богатейший выбор: от самых дешевых – «Норда», «Ракеты», «Спорта» – до «Казбека» и «Чапаева»…
На самом рынке ряды людей с «секонд хендом» тех времен. Самодельные галоши (почему-то из красной резины) и хромовые сапоги, домотканое исподнее и крепдешиновые платья с бостоновыми костюмами, видавшие виды армейские котелки с оловянными ложками и самовары. Большим спросом пользовались стеганые фуфайки и посуда. Всегда было людно около музыкальных инструментов: трофейные аккордеоны и простые гармошки-двухрядки. Когда их брал в руки какой-нибудь местный Василий Теркин, это уже был мини-концерт.
По периметру забора – деревянные магазинчики-лавки с книжками, бакалеей и стройматериалами…
За пределами рынка перед мостом через Тускарь: слева – два вагончика парикмахерских, справа (между мостом и трамвайным кольцом) – два питейных заведения: просто «Пивная» и «Чайная» с тем же ассортиментом.
Вот такой была Барнышевка – «супермаркет» тех времен, тут можно было и подстричься-побриться и приобуться-приодеться, а также выпить и закусить.
Улица Софьи Перовской до 70-х годов не была перегорожена корпусом «трикотажки» (теперь торговым центром). Это самое низкое место улицы Колхозной (Александра Невского). В большие ливни здесь всегда была «миргородская» лужа глубиной до 30 сантиметров.
Пленные немцы утром и вечером под конвоем угрюмо шли на работу и с работы. Но в декабре 1949-го они двигались по нашей улице уже не колоннами, а группами, весело переговариваясь. Скоро их должны были отправить в Германию. И хотя форменная одежда за 4–5 лет плена была сильно потрепана, они не вызывали сочувствия, слишком уж были «не наши». Немцы и мадьяры к описываемому моменту возвели 4-й этаж электроаппаратного завода и успели оштукатурить правое крыло здания…
Летом на ночных стоянках здесь скапливалось много новеньких грузовиков (ГАЗ-51). Номеров на бортах не было, вместо них мелом непонятное нам, пацанам, «транзит Москва – Ставрополь». Гречзавод работал круглосуточно. Вся округа была усыпана лузгой, около ворот лузги было по колено. Ею топили печи в школах и больницах.
Осень 1950 года. По ночам город погружался во тьму – не было электричества. Энергопоезд, который до этого исправно вырабатывал электроэнергию, передали на строительство Волго-Донского канала и Цимлянской ГЭС. Старая ЦЭС еле обеспечивала центр и трамваи. В темноте светились лишь окна гречзавода – у них был свой генератор. Для населения свет вечерами подавали лишь в субботу и воскресенье. В остальные дни – керосиновые лампы. Это резко контрастировало с роскошной иллюминацией города к октябрьским праздникам 1949 года... Однажды на улице Софьи Перовской (выше перекрестка с улицей Добролюбова) прорвало водопровод. Улицу разрыли и обнаружили дубовые гробы (один на другом), останки. Если это бывшее кладбище при снесенном еще в тридцатые годы Преображенском храме, то как прокладывали водопровод и закладывали дома?
Во дворах домов по всей улице Софьи Перовской было очень много детворы от 5 до 15 лет. Дети младшего возраста учились в начальной школе №10 на холме над Барнышевкой около Нижне-Троицкой церкви (кстати, там учился и композитор Георгий Свиридов). В здании напротив, на углу Пионеров и Золотаревской (Гайдара), находился райком партии Стрелецкого района (был и такой район) с администрацией.
После учебы у детворы той поры, кроме традиционных игр в прятки и догонялки, любимыми занятиями было гонять металлические колеса прутом с развилкой, кататься на самокатах (две доски, на одной три подшипника, на другой – руль). Зимой – санки, лыжи, коньки и «тарантаски» (согнутые параллельно из толстого железного прута полозья). Весной вместе с девчонками – игра в классики. Купались на Тускари около железнодорожных мостов. В те времена там было глубоко, к тому же ямы на дне от разрывов авиабомб.
На перекрестке с улицей Добролюбова – четырехэтажное здание партшколы. Во дворе был неплохой продуктовый магазинчик. В двухэтажном доме напротив, через перекресток (сейчас на этом месте УВД №1), – кожно-венерологический диспансер. Рядом по Добролюбова – деревянный павильон со странными с буквами ТЭЖЭ. Никто не знал, как расшифровывается эта аббревиатура. Там продавали галантерею – дешевую парфюмерию: одеколон «Кара-Нова», пудру, губную помаду…
Аналогично по архитектуре строение «Чайной» и парикмахерской. Как эпизод о нравах тех времен. По окончании первомайской демонстрации (1953-1955 годы) около «Чайной» постоянно случались драки – в лучших традициях вестернов, только без стрельбы. Начиналось все внутри «Чайной», но быстро выплескивалось на улицу, вовлекая новых участников. Правда, лежачих не били, кастетами и ножами не пользовались — соблюдали своеобразный «этикет». Драки кончались до приезда милиции.
В начале 50-х край Пролетарского сквера к Верхней Луговой (от «Чайной» до ремзавода) был местом гастролей небольших цирков, зверинцев и других аттракционов. В середине 50-х к «Чайной» пристроили деревянные павильоны хозяйственного и книжного магазинов и фотоателье. Зверинцы и аттракционы перекочевали на Барнышевку.
По страницам «ГИ» прошлых лет.
- Комментарии
Загрузка комментариев...
